Пациент заявляет: «Я потерял объект моей привязанности». Речь идет об игрушке, о которой он теперь вспоминает, о пожарной машинке, с которой он играл в четыре года; она была красная, металлическая, он поранил себе руку, играя с ней; если покрутить ручку, можно было поднять лестницу, «настоящий фаллос». Но он не знает, что случилось с этой машинкой. Отсюда его заявление о потере. В начале сеанса он рассказал о своем сне: он приезжает на вокзал в городе, где живет его мать, вдова; он оставляет в камере хранения огромный рюкзак, потом у него дома в погребе книги лежат в ящиках с песком. Я предложил гипотезу, по которой этот сон означает желание отказаться от сложных жизненных обязанностей и обнаженным вернуться к матери. Но воспоминание об этой игрушке детства, насыщенной аллегорической и метафорической ценностью (пожарный, лестница, красное, рана), приходит к нему в конце сеанса и демонстрирует, что отдаленное воспоминание делает возможным представление — и «изложение» — конфликтных связей с объектом любви, матерью, и сексуальными волнениями детства. Являются ли эти связи простой привязанностью? Во всяком случае, такова версия тех, кто следует теории привязанности Боулби. Пример, который мы выбрали и который был бы весьма банальным, если бы пациент не заговорил об «объекте привязанности», показывает, что сценарий, изложенный на сеансе, позволяет восстановить превратности инвестирования объекта желания.