О НАРЦИССИЧЕСКОЙ ПЕРВЕРСИИ[1]

Поль-Клод Ракамье[2]

Paul-Claude Racamier. On narcissistic perversion. International Journal of Psychoanalysis (2014, 95:119-132)

Введение

Концепция нарциссической перверсии все еще нова, малоизвестна и не очень популярна (потому что нарциссизм предстает в ней в самом неприглядном свете), но, несмотря на это, необходима. Нарциссическая перверсия находится одновременно на перепутье и в экстремальной зоне: на перепутье между интрапсихическим и интерактивным, между индивидуальной и семейной нарциссической патологией; и в экстремальной зоне постоянно исследуемой области между психозом и перверсией.

(Среди произведений Фрейда стоит вспомнить его статьи о фетишизме 1927 и 1938 годов. В двух словах: фетишизм дает дорогу отрицанию и расщеплению: отрицанию кастрации и расщеплению эго. Это механизмы, которым Фрейд приписывал истоки эротогенного фетишизма. Примечательно, что именно из этого отрицания он выводит связь между перверсией фетишизма и психозом.)

Однако этой общей схеме предстоял долгий путь, прежде чем она обрела глубину и наполнилась конкретным и детализированным содержанием. Как мы увидим, особый тип отрицания действует при не-эротогенной манифестации нарциссической перверсии, когда с объектом обращаются не как с человеком или амулетом, а используют его в качестве средства. Это же является глубинной причиной того, почему наиболее совершенная форма нарциссической перверсии представлена исключительно действием и почти совсем не проявляется в фантазии, — в самом деле, к чему фантазии, если нет реального объекта?

В первом приближении нарциссическая перверсия характеризуется потребностью в самоутверждении за чужой счет и в удовольствии от этого. Это удовольствие особого рода. Оно, по общему признанию, не эротогенно, хотя часто, если не всегда, с ним связаны и некоторые аспекты сексуальной перверсии. Это удовольствие достигается при помощи манипулирования и получения собственной выгоды за счет реальных людей. Это же касается потребностей, лежащих в основе этой перверсии, т.е., ее бессознательного источника - смешанных и частично связанных с влечениями («частично» подходит здесь в двух смыслах), то их суть — противодействие депрессии и избегание конфликта[3].

Нарциссическая перверсия — это всегда первертность. (Что не означает, что всякая первертность является случаем нарциссической перверсии.) Среди нарциссических первертов «звездами» являются самозванцы, жулики и мошенники (прекрасно описанные в работах Филлис Гринакр и Жанин Шассге-Смиржель). Однако, несмотря на то что дремлющий (или даже просыпающийся) самозванец наверняка скрывается в каждом нарциссическом перверте, он не обязательно проявляется в социальной сфере.

Здесь уместны три замечания:

Внутри области нарциссических перверсий следует различать множество различных планов и уровней.

Прежде всего, не будем себя тешить (нарциссическим!) представлением, будто мы сами всегда и полностью лишены малейших следов нарциссической перверсии. На самом деле нарциссическая перверсия — это универсальная склонность, очевидно раннего происхождения, и только по этой причине она уже заслуживает глубокого психоаналитического изучения. А для психоанализа, как мы знаем, нет никакой существенной психопатологии, семена (и это по меньшей мере) которой не могут быть найдены в каждом человеке.

Далее, нам знакомы фазы, или стадии, нарциссической перверсии. Пер- вертный импульс может заявлять о себе с большими или меньшими силой и постоянством; он не обязательно не поддается контролю. В некоторых случаях это ответ на конфликтную, вызывающую боль или ведущую к депрессии ситуацию. Эти обстоятельства наиболее явным образом приводят к двум феноменам, описанным мной ранее: во-первых, к избеганию горевания посредством «взваливания» его на чужие плечи (т.е. путем «экспорта» личной скорби, от которой сначала отказываются и которую потом деформируют); и во-вторых — к первертному «закупориванию» психотической тревоги (частая судьба шрамов, остающихся после психозов).

И, наконец, есть нарциссические первертные личностные организации. Они, как правило, либо неподатливы (позже мы увидим почему) и «успешны», либо заканчиваются на различных уровнях, достигая своего абсолютного пика только в случаях великих мошенников и самозванцев.

Каковы обычные судьбы этих различных уровней?

Универсальный поток перверсии в конце концов вливается в общее русло объектных отношений и появляется на поверхности лишь спорадически. Первертные фазы или формации, все еще близкие к психозу или депрессии, которых с их помощью и хотят избежать, представляют область, где первертные импульсы, даже и незавершенные, наиболее заметны. Очевидно, что первертная организация такого рода является самой совершенной. И неудивительно, что мы пытаемся отыскать и понять перверсию в ее кульминации.

Следует различать две качественно разные формы нарциссической перверсии. Первая — более жесткая и грубая, более ядовитая и злостная — ближе к паранойе и психозу страсти. Она наблюдается преимущественно у женщин — женщин, которых я называю «фаллоидными»[5]. Другая — более самодовольная и исполненная ощущения собственной значимости — напоминает скорее тщеславный нарциссизм и встречается в основном у мужчин.

Происхождение этих различий кроется в судьбе кастрационного комплекса в каждом из случаев, о чем речь пойдет ниже[6].

Не знаю, достаточно ли я подчеркнул тот факт, что нарциссическая перверсия является активной системой по изгнанию [психического контента] из внутренней жизни субъекта; это изгнание неполно и не-«патично»[7]. Сам субъект не страдает от нее, так что можно сказать, что нарциссическая перверсия «экзопатична».

Поэтому я должен начать с описания форм поведения, характерных для самодовольного и фаллоидного субъектов.

Самодовольный субъект у всех на виду: вот он, снедаемый гордыней, во всем своем церемониальном великолепии при сверкающем свете дня. Он в мире — разряжен в пух и перья; одним словом, «важная шишка».

Фаллоидный субъект действует только тайком и за кулисами, никогда открыто и честно. Она (поскольку обычно это женщина) всегда манипулирует «заместителями», которые действуют от ее имени, часто за это дорого расплачиваясь, и которых она воспринимает как инструменты. Одним словом, она всегда действует скрытно.

(Как мы знаем, этим «заместителем» замечательным образом может быть больной ребенок, который заболел, выполняя скрытое требование его или ее нарциссически первертной матери.)

Самодовольный субъект сам утверждает себя, играет по-крупному и иногда терпит крах. Фаллоидный субъект удовлетворяет свою ненависть, но расплачиваются за это окружающие. И за тем, и за другим поведением лежит кастрация. Самодовольный субъект дезавуирует ее, демонстрируя свой фаллос, в то время как фаллоидный субъект скрывает ее и кастрирует других.

Понятно, что для ясности изложения мое описание нарциссической перверсии будет сфокусировано на ее наиболее совершенных формах. Здесь я сконцентрируюсь на самодовольной версии. «Страстная», или фаллоидная, форма — конечно же, самая замечательная — разбиралась мной ранее (1966, 1980). В будущем надо бы вернуться к этой теме, добавив, в частности, что фаллоидная нарциссическая мать — это женщина, конечно, кастрирующая, всецело исполненная ненависти, постоянно избегающая депрессии, которой она лишь слегка касается. Она стремится к полному обладанию своей добычей, пусть даже мертвой, и способна использовать своих собственных детей в качестве заложников, инструментов мести и управляемых ракет.

Возникает вопрос: где мы можем встретить (нарциссических) первертов? 'Нечасто — в консультативных кабинетах, потому что перверт обращается за лечением, только если он не очень успешен как перверт. Еще реже обнаруживаем мы их на кушетке психоаналитика, так как психоаналитический подход и первертные тенденции прямо противоположны. (Правда, некоторых первертов привлекает мода на психоанализ, они надеются найти в нем внешний лоск и поощрение, но по возможности не замочив ног.) Однако мы встречаем их в нашей жизни — как раз там, где лучше было бы не иметь с ними дела. Мы обнаруживаем их и в семьях — это могут быть родители пациентов (а не только матери психотиков) или целые семьи, проживающие всю свою жизнь между психотической и первертной модальностями. Мы скажем об этом больше в связи с темой «перверсных ядер»[8].
 

Источники нарциссической перверсии
 

Нарциссическая перверсия происходит из универсальной примитивной детской мегаломании. Следовательно, и сама концепция, и клиническая реальность, с ней связанная, лежат в хорошо знакомом поле нарциссического соблазнения.

Нарциссическое соблазнение, сохраняющееся навсегда и включающее страдание, приводит к психозу. Нарциссическое соблазнение, соединенное, с аутоэротизмом (и с некоторыми частичными влечениями), имеет своим результатом перверсию.

Как показано в случае мошенника и самозванца (Гринакр и Шассге-Смиржель), постоянным доминирующим элементом в нарциссической перверсии была активная иллюзия о том, что он на самом деле безнаказанно заменил отца в жизни матери. Отец изгнан и в мыслях, и в реальности. Как дополнительный бонус, помимо изгнания отца, избегания эдипова комплекса и разрушения Супер-Эго, нарциссическое соблазнение предлагает попытку достижения иммунитета к конфликту.

Этот иммунитет от конфликта достигается ценой «иммунитета к объекту». Влечения, конечно, имеют место в нарциссической перверсии, но это частичные влечения. Они идут рука об руку — ибо это есть судьба всех парциальных влечений — с одной всеобъемлющей целью, и в данном случае это не объект, а нарциссизм.

Анальность вносит свой ощутимый вклад в первертную деятельность: все, что служит цели власти, нарциссизму необходимо. И, как мы увидим, исследуя первертное удовольствие, садизм здесь тоже очень даже на месте.

Однако, безусловно, сущность нарциссической перверсии определяется фаллическим элементом и кастрационным комплексом; можно сказать, это их воплощение. Здесь мы на знакомой почве.

В случае мужчины: «Я не кастрирован, доказательством этому служит то, что я более великий, одаренный и сильный, чем кто бы то ни было». В случае женщины: «Я не кастрирована. Доказательство — то, что я кастрирую всех мужчин, особенно тех, кто мне нравится». В этом различие между описанными ранее самодовольной и фаллоидной формами.
 

Первертный «характерозис»[9]: мы более-менее знаем, что делают нарциссические перверты, но важно также узнать, чего они не делают. Другими словами, какие переживания или действия они не могут выносить.

Их всепоглощающая потребность в самодостаточности не позволяет им чувствовать, что они кому-то чем-то обязаны. Так как они обладают всем (а это их фантазия и твердое убеждение), они никому ничего не должны. Выражаясь еще сильнее, для них жизненно важно никому ничем не быть обязанными. Они используют все средства, чтобы устранить то, что может вызвать любое чувство зависимости, — это в их глазах было бы равносильно признанию в беспомощности и несостоятельности.

Нарциссические перверты никогда не извиняются и никогда не говорят спасибо. Они ни в чем не испытывают недостатка, они обладают всем; ни сожаление, ни благодарность им незнакомы. Именно эти черты обсуждались в недавнем исследовании Мак-Вильямс и Стэнли Лепендорфа (1990): они характерны для выраженно нарциссических личностей (обладающих грандиозным Я, по Кохуту) и a fortiori — для нарциссических первертов. (Со своей стороны, я без всяких колебаний включаю их в нарциссическую перверсию. Свое утверждение я позже подкреплю доказательствами.) Эти авторы подчеркивают следующие особенности.

Во-первых, неспособность извиняться и отказ от раскаяния и угрызений совести. Поскольку извинения и раскаяние свели бы на нет непогрешимость нарциссических первертов, которая должна оставаться неоспоримой, лучше отрицать любые собственные ошибки и обвинять других. Во-вторых, неспособность выражать благодарность. Благодарность обнаружила бы зависимость, что непереносимо для них, а также личную недостаточность, что было бы оскорблением для их грандиозного Я, так что лучше перевернуть роли и оставаться единственным, кто уполномочен получать признание.

Правда, некоторые из этих субъектов очень щедры на извинения, выражение благодарности и прочие вежливости, но это чистая аффектация, лишенная подлинности. И в этом случае у тех, кто культивирует подобное поведение, неспособность испытывать вину и благодарность (основанная, как мы видели, на отрицании) отнимает всякую возможность подлинного эмоционального обмена и обогащения.

Наконец, мы полностью согласны с этими авторами в том, что такие субъекты взваливают тяжелейшую ношу на каждого, кто к ним приближается и становится к ним небезразличен. Именно в этом месте нарциссизм соприкасается с перверсией.
 

Ни бог, ни царь...[10]
 

Нарциссический перверт является нарциссом, поскольку считает, что никому ничем не обязан, и первертом, потому что он активно старается заставить других людей расплачиваться за его нарциссическую гордыню и иммунитет к конфликту, к которым он стремится.

Он ничего никому не должен. Он ничей сын. («Надо мной никогда не было старшего», — говорил мне один из них.) Он ничего ни от кого не ожидает. Но он заставляет людей ждать. Он заставляет их ждать, и время ожидания пропорционально степени превосходства, которую он себе приписывает. Он же не признает ничьего превосходства! Он не преодолевает никакие ситуации соперничества, потому что он их все элиминировал. Он не просто никому ничего не должен — он даже не подвергает себя риску зависти: он утверждает, что у него есть все, и он верит в то, что говорит.

Его (нарциссическая) перверсия выражается в удовольствии от самоутверждения за счет других. «Гордость за самого себя — моя отличительная черта», — говаривал другой. Но это абсолютная ложь: перверты всегда оставляют другим расплачиваться по счетам, и упомянутый перверт — не исключение из этого правила.

Как и следовало ожидать, перверт не осознает первертную природу своего поведения. Не осознает он и внутреннюю цензуру Супер-Эго: перверт не может позволить себе разочарования в случае провала и воздерживается от действий в неблагоприятных условиях. Перверты — неважно, мужчины или женщины, — как бы ставят себя на место другого, но только того, кто открывается сам, и только до тех пор, пока им открывается. Как только жертва распознает их намерения, перверты ретируются. «Радар» некоторых особо одаренных первертов настолько чуток, что стоит только жертве распознать малейший намек на манипуляцию, как они от нее отказываются. Настоящие перверты, почувствовав, что их раскололи, отступают, и делать это их заставляет не совесть, а приспособленчество. Они способны ранить, причинять боль, оскорблять и унижать; то, что для них важно, — свести к минимуму собственное страдание, в идеале — если возможно, не страдать вообще.

Они тщательно взвешивают ситуации, перспективы, социальные факторы и возможности, потому что все-таки необходимо сориентироваться на местности, прежде чем начать ее эксплуатировать. Однако можно убедиться, что идентификация не играет никакой роли в этих исследованиях. Перверты искусны в большей или меньшей степени; как показывают примеры выше, для них всегда важно быть реалистичными. Так что давайте не будем говорить, будто у них нет чувства реальности. У них великолепная способность улавливать социальные возможности (и если они выздоравливающие психотики, то далеко продвинутся в этом направлении), но реальность человеческих чувств и отношений мало что для них значит, во всяком случае едва ли их беспокоит.

(По ходу заметим, что, как мы знаем еще от Фрейда, это упование на социальный регистр наблюдается также при паранойе — еще одной перверсии, ближайшей родственнице нарциссической...)

Мы видели, что нарциссическая перверсия состоит в основном из действий и поведения, но должны артикулировать это более отчетливо. Первертное поведение, конечно же, планируется и готовится, но нам мало известно о сопутствующих фантазиях, если они вообще существуют. Так что можно склониться к утверждению, что нарциссическая перверсия — ничто без аудитории. Однако лежащие за этим фантазии действительно существуют: это фантазии о «вечном ребенке» — о «вечно неотразимом ребенке».

В то же время необходимы определенные условия, чтобы первертные действия имели успех. Разумеется, их цели должны быть замаскированы и их стремления скрыты — «совершенный» перверт никогда не действует прямо, только исподтишка и за кулисами. Чем более изощренный «сценарий» реализует перверт, тем менее он очевиден и тем больше он наносит вреда, тем больше разрушает личности и чувства других людей. Наиболее высокий уровень организации перверта приводит к наивысшей степени разрушения жертвы. Важна также скорость действия — чтобы внезапно атаковать жертву, застать ее врасплох. Наконец, часто встречается подход, начинающийся с попытки запугать намечаемую жертву: демонстрация превосходства, разыгрываемая первертом, служит и целям устрашения. Такое поведение хорошо известно и многократно описано у некоторых животных, которые используют широкий набор перьев, гребешков, хохолков и зобов для того, чтобы поражать других; цель при этом состоит не столько в удовольствии, сколько в желании парализовать.
 

Перверсия стремится подавлять[11]
 

Теперь следует пересмотреть более или менее устоявшийся взгляд, сводящий суть нарциссической перверсии к недостатку фантазий. Ограниченность фантазий объясняет, почему перверты так сильно зависят от действий. В конце концов, мы так много говорим о том, что они делают, именно потому, что они совсем не думают (как мы увидим далее).

Недостаток фантазий связан с борьбой против притягательности объекта. Это никогда не ослабевающая борьба (ибо кому когда-либо удавалось преодолеть объект?!). Отсюда потребность в постоянном подтверждении. Такое подтверждение может быть получено только за счет объекта. По этой причине ■ нарциссическое первертное поведение всегда является моральным хищничеством — атака на Эго другого человека для нарциссической выгоды субъекта. Это активная (и в большей или меньшей степени умелая и тонкая) попытка разрушить (подавить) Эго другого и утвердить нарциссизм.

Мы знакомы с техниками подавления. Все они лежат в плоскости отношений, в них нет ничего физического или телесного. Это могут быть такие техники, как постановка неразрешимых дилемм или парадоксальная коммуникация[12], а также более простые, например отрицание ценности и значимости мыслей и пониманий других людей. (Хорошо известны работы Анзье и мои на эту тему.)

Другое требование — чтобы жертва, или «овечка»[13], была застигнута врасплох (мы уже упоминали важность скорости для хищника); что еще существеннее — важно, чтобы жертва находилась в состоянии зависимости по доброй воле. Наконец, последний и наиболее специфический аспект первертно-нарциссического удовольствия: оно имеет две компоненты, оно, так сказать, «двуствольно». (Это еще одно свойство, отличающее его от сексуального удовольствия, которое, конечно, может быть повторено, но происходит «одноактно».)

Разрешите пояснить (моя отсылка к двустволке означает, что в процессе две стадии). Начальный акт подавления тревожит и огорчает другого — это первая стадия первертного удовольствия. Жертва в замешательстве и тревоге. Это замешательство довершается затем последующим подавляющим элементом — вторая стадия удовольствия. Не бывает перверсии без этого аспекта двухфазности.

Совершенно апокрифическая история о двух галстуках служит прекрасной иллюстрацией этой двухфазной системы. Мать дарит сыну два галстука; он носит один из них, и она его обвиняет, что ему не нравится второй. Он надевает второй галстук, и она жалуется, что ему не нравится первый. Это первая стадия процесса подавления. Сын в отчаянии надевает сразу оба галстука, и его мать жалуется, что он, должно быть, сошел с ума, — это вторая стадия или второй выстрел в последовательности подавления.
 

«Иммунитет к объекту», который вместе с иммунитетом к конфликту лежит в основе каждого нарциссического первертного импульса, подчиняется одному фундаментальному правилу, а именно: объект перверта на самом деле не должен быть объектом. У нарциссического перверта есть два жизненно важных императива: он никогда не должен зависеть от объекта и он никогда не должен чувствовать себя подчиненным.

Позитивной целью является хищничество. Объектом хищничества может быть только жертва, или «овечка». Нарциссические перверты нуждаются в аудитории и в жертве. И они их находят. Это не значит, что у них есть объекты — по крайней мере, не в полном смысле этого слова и, конечно уж, не внутри реализации их перверсии. (Все же некоторые субъекты функционируют на двух уровнях: они используют расщепление, но это расщепление особого рода.)

Этот объект нарциссической перверсии всегда заменим, он не что другое, как кукла. Он — марионетка (tool), марионеточный (toolitarian)[14]объект (или можно сказать он – объект-средство)- ранее придуманный мной неологизм.

Его контур ясно очерчен, но не его внутренняя реальность, его собственные чувства, присущий ему нарциссизм или элемент загадки, который во всем этом присутствует. Это не либидинозный объект, и даже не объект ненависти, и уж ни в коем случае не объект настоящей идентификации.

Таким образом, объекту нарциссического перверта отказывают не в его существовании, но в его значимости, его терпят, только если над ним доминируют, плохо с ним обращаются, садистически на него нападают, а главное — если он находится в подчинении.

Одним словом, это объект, чья нарциссическая независимость активно отрицается. С этой точки зрения это объект — не-объект. Поэтому он принадлежит к ранее описанной семье объектов, подвергнутых организованному частичному отрицанию. Один из аспектов «галереи» «необъектных объектов» одновременно близок к «объектам-овцам», но и отличается от них, — это объект фетишистских отношений, превращенный в неодушевленный объект.
 

Психоаналитики очень хорошо знают, что правда ни в коем случае не утверждает себя спонтанно (как это может делать реальность); чтобы обрести ее, к ней нужно стремиться. Иногда для этого даже необходим элемент страсти. А для нарциссического перверта правда не имеет никакого значения. При его арсенале масок и лукавства, внешнего блеска и помпы правда для него — притворство; внешние проявления требуют меньших затрат и намного выгоднее. Для него важно не быть и даже не иметь, а казаться[15].

Следовательно, на нарциссической перверсии лежит глубокое клеймо отсутствия аутентичности (ранее наблюдавшееся Жанин Шассге-Смиржель). Отсюда также тесные отношения мифомании и обмана с нарциссической перверсией, которая их объединяет, довершает и включает в себя. Иногда мне говорят, что пренебрежение нарциссических первертов правдой напоминает мир политиков. "Меня также спрашивали, совместима ли перверсия с любовью к психоанализу и его практикой. Очевидным образом ответ — нет. Тем не менее, как я сказал, по весьма негативным причинам психоанализ может притягивать таких людей. Многие из них испытывают разочарования или получают отказ. Однако некоторым удается преодолеть сети отбора. С наибольшей вероятностью они проникают через школы с несовершенной селективной системой… Увы, не исключена возможность встретить нарциссических первертов в так называемых психоаналитических кругах…

Теперь необходимо отметить, что любимое средство и главный инструмент нарциссической перверсии — язык. (Как вы поймете из дальнейшего, я не утверждаю, что лишь перверты используют язык...)

Следуя по упомянутой галерее «объектов-необъектов», я должен закончить еще одной генерализацией. Она вдохновлена фундаментальным и точным комментарием Фрейда о нарциссизме (1914), который, по моему мнению, в свою очередь, дополняет. Фрейд пишет, что психоз (особенно шизофрения) включает перенесение объектного катексиса на слова. (Он, конечно, имел в виду не слова, обращенные к объектам, а катексис на словах в ущерб объектному катексису.)

Перенесение объектного катексиса на неодушевленные предметы наблюдается в фетишистских отношениях. Можно добавить, что перенесение катексиса с объектов и слов на сценарии является одним из основных условий сексуальной перверсии.
 

Нам привычно завершать представление случая исследованием контрпереноса, и это хорошая привычка. Но лучше бы нам начинать с такого исследования. Честно говоря, мы уже сталкивались с этим контрпереносом: удивление — часто; притягательность — иногда; и, наконец, мазохистическое согласие — в некоторых случаях. Однако всегда его очень трудно идентифицировать [...].

Но самые сильные наблюдаемые чувства — это унижение и ярость, которые, в свою очередь, очевидно, имеют отношение к уязвленному нарциссизму. В конце концов, нарциссический перверт питается не чем иным, как нарциссизмом других людей. Нет ничего более легкоранимого, чем непатологический нарциссизм, атакуемый перверсным нарциссизмом. Вдобавок нет ничего более жизненно важного, чем рефлекс отторжения, вызываемого инстинктом самосохранения. От общения с нарциссическими первертами нечего ждать, дай бог ноги унести. (Следовательно, также имеют место быть контратаки, а иногда атаки, являющиеся контратаками и возникающие в такого рода взаимодействиях, от которых участники в конечном счете не получают ничего, кроме удовольствия.)

Однако вернемся к терапии. Довольно часто мы отдаем все свои силы перевязыванию нарциссических ран наших пациентов, которые были нанесены им на ранних стадиях жизни разрушительными и уничтожающими манипуляциями их патологически нарциссических родителей. В таких случаях нет ничего более важного, чем воссоздать разодранную оболочку их Эго или даже создать ее в первый раз. И мы можем вздохнуть с облегчением, если оно не было разрушено навсегда. Даже взрослые субъекты никогда не вырываются неповрежденными из когтей фаллоидной матери.

Опять-таки, мощная ответная реакция ярости как естественный рефлекс самосохранения способствует отвращению, вызываемому в нашей культуре первертностью. Его приглушенное эхо, без сомнения, иногда может быть распознано в интонациях этого текста. В конце концов, ирония точно лучше неведения.

Но мы должны быть осведомлены и о некоторых пока не упоминавшихся подробностях. Они имеют отношение к обратной стороне перверсии, которую мы сейчас бегло и рассмотрим. Что там с идентификацией? Перверты имитируют, создавая нечто противоположное истинной идентификации.

Так что же, у нарциссических первертов вообще нет подлинных идентификаций? Вообще говоря, да. Однако нужно последовательно перепробовать идентификации, чтобы так решительно от них защищаться. Что же, он с гордостью выставляет напоказ свой портрет? Но в конечном счете нет ничего более нестабильного, чем идентичность перверта (это было отмечено также Филлис Гринакр). Он обманывает, мошенничает, жульничает и всех надувает, иногда с огромной энергией и часто с реальным социальным успехом? Даже если так и случается, большинство самозванцев заканчивают свои дни в тюрьме, так что не стоит недооценивать их мазохизм. Нарциссические перверты всеми силами защищаются от любого чувства скорби и депрессии? Они заставляют других дорого расплачиваться? Однако депрессия неизбежно ожидает их прямо за углом.[16][17]

 

Если нарциссический перверт не имеет возможности действовать (что бывает, если он подчиняется давлению внешних запретов), он остается со своими первертными мыслями, которых на поверку довольно немного, потому что, по сути, они служат одной цели: облегчить реализацию их разыгрываний.
 

Так зачем же нам утруждаться изучать их? Да затем, что они скрыто цветут пышным цветом в сложных семьях, в судьбах психотиков и в некоторых институциональных кругах. И мы как клиницисты не можем себе позволить игнорировать перверсное мышление или не уметь его распознавать. (Более того, как мы увидим далее, это обязанность каждого гражданина.)
 

Можно утверждать, что перверсное извращенное мышление представляет собой полную противоположность креативного мышления. Возьмите психоаналитическое мышление и превратите его в его противоположность - и немедленно получите ясный образ первертного мышления. Это мышление, которое не интересуется фантазиями и чувствами, неважно — субъекта ли или окружающих. Его не привлекают даже фантазии грандиозности: зачем они ему, когда у него в избытке разыгрываний и манипуляций. И хотя такое мышление подходит для действий и фактической реальности, оно не становится из-за этого формой операционального мышления. Нарциссический перверт производит больше разрушения в других, чем в своем теле. [...]
 

Что действительно интересно первертному мышлению — так это социальная реальность, и в этой области оно становится настоящим экспертом, полностью ориентированным на действия, власть и манипуляции, чрезвычайно искусным в использовании пристрастий, наклонностей, слабостей и особенностей других людей в своих собственных интересах. Его заботят только цели, а средства безразличны. Оно вполне может быть социально эффективным, но удовольствие от выигрыша обеспечивается только за счет удовольствия от думания.

Таким образом, перверта совершенно не заботят ни правда, ни ложь; единственно, что для него важно, — это эффективность. Какая разница, является ли то, что он говорит, правдой или ложью, — до той поры, пока говоримое выполняет свои функции. Убедительность у него занимает место правды, и она ему гораздо лучше подходит. Точно так же его не заботит, истинно ли то, что говорим мы. Если он когда-нибудь действительно услышит наши слова и если они ему не понравятся, он скоро вернет их нам при помощи проекции.

Итак, только что коснувшись мифомании, мы вскоре встретимся с паранойей. И мы все еще находимся в области искажения мышления.

Конечно, это является полной противоположностью мышлению психоаналитика, который, используя психоаналитический сеттинг, с душевным трепетом посвящает себя всегда неопределенной и сложной задаче поиска психической правды.

А вот и еще одна полярность. Если наша мысль (в лучших случаях!) соткана наподобие покрова — для того, чтобы окружить объект, чтобы создать вокруг него гало, не обездвиживая его, то первертная мысль стремится лишь поймать и запереть, смутить и схватить добычу, запеленать ее в туго натянутую сеть неправды, невысказанных предположений, аллюзий, лжи, инсинуаций и клеветы. Это мышление, стремящееся вторгаться в чужие дела; отравленное мышление, мышление, цель которого — дементализировать, обесценить и унизить другого; мышление, полностью сконструированное из действий и манипуляций; мышление, которое фрагментирует, дезориентирует и разделяет. Перверсное мышление на самом деле не парадоксально (потому что парадокс, как мы знаем, все же вызывает мысли, а иногда включает юмор); напротив, оно только атакует других, разрушая в них источник мысли, оно обескураживает и уничтожает сами принципы понимания. Его методы — искусное распространение дезинформации с запрещением говорить об этом кому-либо еще («только никому не говори»), сплетни и безапелляционные утверждения.

Иногда диву даешься, как так получается, что ложь перверта – даже самую чудовищную – другие так легко принимают на веру. Дело не в том, что другие такие глупые, а перверт – такой умный; просто он очень искусен и его умение обманывать поистине потрясает, потому что для него правда не имеет никакой внутренней ценности; единственное, что имеет значение – это результат. Это верно, что забота о правде становится препятствующим фактором, но в то же время – и стимулом для тех, кто не в плену у «дурномыслия» (bad-think)[18]. Перверт ничего не знает об этих препятствиях, но точно также он ничего не знает и об их богатстве и продуктивности.

Одним словом, перверсное мышление производит расстройство в способности думать у окружающих. По моему мнению, то, что делают психотики, известные тем, что мешают другим думать, — это детские шалости в сравнении с хаосом, вызываемым перверсным мышлением. (Как только психотики начинают думать с модальностью первертности, они начинают меньше мучиться.)

От околичностей к клише, от пустословия к дезинформации, от дестабилизации в семьях, сообществах и медицинских учреждениях до упражнений в ментальном терроре над целыми нациями — перверсное мышление умело в разделении, но особенно хорошо экипировано для толпы и специализируется в передаче не-мыслей.

Давайте теперь обозначим эксплицитно то, что мы, конечно, уже подозревали: первертная мысль — которую мы изначально рассматривали как то, что остается от перверсии, когда она не может реализоваться в действии, — является фактически просто замаскированной формой действия; это может доказывать, что у нарциссической перверсии вообще нет подлинного мышления.

(Как вы, наверное, догадываетесь, у меня было близкое и болезненное соприкосновение с первертным манипулированием. Я был свидетелем проникновения первертных интриг в самые коридоры возглавляемой мной организации. Эта ситуация была преодолена — подробнее об этом будет сказано когда-нибудь позднее. Поэтому в порядке самозащиты я стал экспертом по обнаружению первертного мышления. Когда-нибудь я подробно опишу его с примерами в качестве доказательств. Однако это мышление настолько противоположно всему, что я, как и большинство моих коллег, предпочитал и культивировал в моей жизни и работе, что его манипуляции часто оставляли меня в полном изумлении).

Упоминание медицинских учреждений возвращает меня к тому, что я думаю о пациентах. Выше я процитировал некоторые из них. В двух словах: известно, что у психотиков есть беспокоящие мысли, и, безусловно, они от них страдают. Огромная разница между ними и первертами в том, что перверты в в своих мыслях заставляют страдать других и наслаждаются этим страданием.

Суммируя сказанное: в первертном мышлении начисто отсутствует творчество и оно социально опасно.Оно может быть описано эпитомой антимышления. По сравнению с превосходным иммунитетом к конфликту, которым перверт себя снабдил, и с дополнительной ценностью, которой он себя наделил в собственных глазах, производимый им ущерб может быть гигантским: группы распадаются, организации прогнивают, целые народы страдают под властью первертного мышления, осуществляемого и применяемого небольшой группкой лиц.

Каков же последний секрет этого «мышления»? Как мы видели, это мышление, направленное к не-думанию. Тогда как нормальное мышление целиком состоит из связей, первертное мышление функционирует посредством разъединения и прерывания связей. И здесь находится ловушка: «инструменты» (понимания и мысли), привычным образом используемые для соединения, применяются первертами для разрушения связей.

Будучи полностью и исключительно посвященным упражнениям и затачиванию мастерства в первертных действиях, извращенное мышление не производит ничего иного. Если оно не способно вызывать неприятности и плести заговоры, оно наталкивается только на пустоту. Оно не играет с фантазиями, мечтами и образами, в этом мышлении вообще нет места игре. Первертное Эго не знает ничего, кроме перверсии. Все это выражено до такой степени, что иногда задаешься вопросом: не является ли в конечном итоге жестокость и безжалостность некоторых индивидуумов, пар, групп и семей в сохранении перверсных секретов или мыслей попыткой избежать катастрофической конфронтации с этой пустотой? Так как, что же останется от первертного Эго или группы, если уже нечего фрагментировать и извращать? Очевидно, ничего. Опасность ожидания этого очень характерна — это опасность нарциссической депрессии.

Полная мощь первертного разрывания связей становится явной тогда, когда в семье, попавшейся на искаженном мышлении, в учреждении, затопленном темными водами первертного влияния, в психике индивидуума, с детских лет молчаливо в секрете претерпевавшего мучения от первертности окружающих, — когда во всех этих случаях мы, ремонтные рабочие и восстановители психической жизни, пытаемся воссоздать разрушенные связи, починить разодранную и разъединенную ткань истины и приходим к пониманию необъятности задачи.

Тем не менее она осуществима. Более того, для того, кто ценит способность думать, нет большего удовольствия, чем наблюдать процесс выздоровления, видеть, как мышление возвращается на путь бесконечного поиска своего источника.

Потому что есть два краеугольных камня на которых зиждется психика. Фрейд хорошо знал оба. Он часто обращался к одному из них, а именно – к биологии.Но его забота о другом краеугольном камне – об истине – оставалась неослабной всю его жизнь.

В конце концов, голос истины ни с чем не сравним, даже если порой он очень тих.

Перевод Марии Тимофеевой

Библиография:

1. Freud S.(1914). On narcissism: An introduction. SE 14 (Русское издание — напр., сб.: Фрейд 3. Очерки по теории сексуальности. М.: АСТ, 2006. С. 179—222).

2. McWilliams N.. Lependorf S.(1990). Narcissistic pathology of everyday life: The déniai of remorse and gratitude. Contemporary Psychoanal 26:430—451.

3. Racamier P.-C. (1966). Esquisse d’une clinique psychanalytique de la paranoïa. Rev Fr Psychanal 30:145—172.

 

---